Крылья империи - Страница 25

И вот Фермойлен наблюдал, как остатки выборгцев снова строят в походный порядок. Лица — недоумевающие, понурые. Не воины. И то — дали себя разогнать, а потом и собрать двум неполным сотням всадников. Всего двум. А из казарм выезжало шесть сотен. Пополнение нужней воздуха! Но эти… За Екатерину они смогли только панически разбегаться. И теперь готовы так же бессмысленно разбегаться за Петра. Нет, в теперешнем виде это не войско.

— Слушайте меня, солдаты! — обратился к выборгцам подполковник, — Только сейчас, слепо слушая своих командиров, вы выступили против законного царя и против присяги. Это была их вина, не ваша. Они — мертвы. Мертвы и те, кому не повезло — бой есть бой. Теперь у вас командиров нет. Я не буду вести сброд, слепо следующий за командой. Те, кто не желает помочь восстановлению прав своего императора, я не держу. Пусть ступают, куда хотят. Прочих я поведу в бой, и возможно, на смерть, — По лицам Фермойлен видел: рады. Уйдут. Что же сказать? — Те, кто сохраняют честь и совесть, оставайтесь на месте. Кто потерял — шаг вперед.

Строй застыл. Трудно — первым выйти на такое. Стоят. Переглядывются. Вот — вот поймут, что все хотят того же — разбежаться, забиться по углам, не участвовать в братоубийственной склоке. И тогда — строй взорвется выходящими людьми, бросаемыми на землю ружьями. Полка не станет. Но время надо дать. Иначе — неволя. А не своей волей драться не будут. Секунды тянутся, как распаренная мокрая кожа лосин. Пора.

— Славно! — воскликнул Фермойлен, — есть еще люди в этой стране, в этой армии! Я горд принять команду над такими богатырями! Теперь — выберите промеж себя новых офицеров. Государь их всех утвердит, клянусь честью…

Вот тут строй забурлил — и роты стали выталкивать новых командиров, а Фермойлен вешал на них снятые с убитых шарфы и шпаги. Над батальонами поставил своих подпоручиков. Полчаса — и выборгский полк шел к Ораниенбауму. Шел весело и зло. Фон Фермойлен получил свое подкрепление.

Такая повозка называлась тарантасом. И для долгого путешествия была неудобна. Но для прогулки в погожий денек по окрестностям Петербурга — в самый раз. В тарантасе развалился Михаил Львович Измайлов — и потому, что целый генерал-полковник, и потому, что подранен был при прорыве из города. А вот теперь он ехал обратно. Рядом скакал комонный Баглир — в зеленом неудобном сюртуке не по росту и фигуре. Сюртук был Измайлова — преображенский, старого образца. Зато генеральский! Кто знает, может быть звание и прилипнет. Свой кирасирский мундир он надеть не мог. Потому как ехали они как раз туда, откуда несколько часов назад вырывались. В столицу. А там кирасиру ездить по улицам было бы небезопасно.

На заставе их охотно пропустили внутрь. Измайлов кинул золотой работавшему у шлагбаума солдатику.

По Невскому проехать было невозможно — плотная толпа из солдат и городских обывателей, обданная винным духом, преграждала путь. Пришлось спешиться. Баглир нашел преображенца потрезвее, сунул ему повод Искорки и пообещал полста рублей — если получит свою лошадь обратно. Схожим образом Измайлов обезопасил свой экипаж. После чего стали протискиваться ко дворцу, что было весьма непросто. Некто Шванвич предложил свои услуги — двухметроворостый детина шел сквозь оружную толпу, расталкивая и расшвыривая людское море, аки Моисей — Красное. Так же оно и смыкалось за ним, оставляя за саженной спиной достаточный прозор, чтобы там смогли утесниться двое. Стоила услуга недешево — но свои бока дороже. Особенно хрупкокостному Баглиру. Так что во дворец они прибыли с полупустыми кошельками — вторая половина нужна была на обратную дорогу!

В старом Зимнем было почти так же людно. Баглир оглядывал тысячами мелькающие лица — выхватывал знакомые, важные. Откладывал в памяти имена — для анализа. Между тем Измайлов выспросил дорогу и поспешил к Екатерине. А Баглир остался болтаться в преддверии. И отмечал — вино привезли от особняка Строгановых. А вот датский посол, довольный жизнью, ищет что-то. Шепотом объясняется с семеновцем. На ваш шепот есть наши уши. Ах, физиологическая потребность. Проследуем за ним. Удар когтистыми лапами. Хорошая штука — наручи. Приют уединения станет вашим последним приютом! Пошарим по карманам… Кошелек. Не то. Табакерка. Не то. А вот и бумаги! Кошелек и табакерку с бриллиантами тоже возьмем. Пусть думают, что гвардейцу на опохмел не хватало.

Баглир осторожно огляделся — все тихо. Оставалось последовать за Измайловым к Екатерине. Но дорогу ему заступил конногвардеец Потемкин, изображавший с несколькими товарищами дворцовый караул.

— Хватайте кирасира! Подсыл!

— Не подсыл, а парламентер, — заявил Баглир, молясь, чтобы датского посла не нашли. Или чтобы тот до срока не очухался. Когти-то он в последний момент втянул. Не из человеколюбия, а чтобы руки не окровавить, — прибыл с генерал-поручиком Измайловым. А это правда, что мои кирасиры всех ваших вырубили? Или осталось на развод?

— Хочешь драться? Или скажешь, что послам нельзя? — Потемкин, хоть и всего корнет, был величественен, смотрел сверху вниз и с презрением. Что поделаешь — рост.

— Я не посол, я при после. И — к вашим услугам.

Пространство освободилось само собой. Обнажили клинки.

Баглир бился по-своему — удар, отскок. Каждый удар — царапина. А потом сабля Потемкина оказалась слишком близко, и отпрыгнуть он не успел. Подставил ятаган — и сабля конногвардейца вдруг разлетелась надвое.

Баглир опустил ятаган и быстро ощупал враз заболевшую руку. На этот раз, кажется, обошлось. Потемкину бросили новую шпагу. Он сделал ею выпад — а заинтересовавшийся Баглир перерубил шпагу ятаганом. Потом, перебросив ятаган в левую руку, еще одну.