Крылья империи - Страница 62

То есть оставить на театре, тогда как прочие лейб-кирасиры вернутся в Петербург. А значит, лишить возможности присвоить себе победу. А чего, собственно, и ждать от свежего фаворита и руководителя тайной службы разом? Но для планов Баглира это было хорошо. Потому что его адъютанту необходимо было на время исчезнуть. И все, кто вернется в столицу, решат, что Мировича он прихватил с собой. А морякам и вовсе наплевать, один ли будет князь Тембенчинский бить баклуши на шканцах флагмана, или еще одного дармоеда прихватит для компании.

А потому, вернувшись к своим квартирам, и претерпев подбрасывание в воздух со стороны неунывающих, несмотря на потери, кирасир, обрадованных скорым возвращением в веселую столицу, да еще и в свежайшем ореоле одержанной виктории, Баглир поманил адъютанта пальцем. Завел в помещение, зыркнул, показывая невидимые обычно белки, по сторонам, демонстрируя конфиденциальность и таинственность. А потом выложил на стол некий предмет. Не большой, не маленький. По виду — палка с набалдашником, только что усыпанная бриллиантами.

— У Разумовского во дворце при занятии нашли, — пояснил Баглир, — сам-то гетман при пожаре погиб, как помнишь.

— Можно? — Мирович осторожно потянулся к гетманской булаве. В голове его колотилась отчаянная надежда. Не просто же так Тембенчинский ему булаву показывает. Не кунсткамера. Неужели есть шанс?

— Дарю, — сказал Баглир.

Вот тут Василий опешил совершенно.

— Как это — дарю?

— Обыкновенно. Сложно дарить я не умею. Хороший сувенир на память о недавних событиях, не находишь?

Баглир откинулся назад, спинки же у табурета не было. Мирович даже обеспокоился — не навернулся бы шеф затылком о дощатый пол.

— А может и пригодиться, — продолжал Тембенчинский, — очень может. Если в гетманы выйдешь.

И, хотя говорил шутливо, глаза были серьезными. И щупающими. Мол, ты, Василий Яковлевич Мирович, подпоручик лейб-гвардии кирасирского полку, готов хватать колесо фортуны за взлетающие кверху спицы? Или твое представление о хорошей жизни — красивый мундир, непыльная работа, неплохое жалованье? Или все-таки хочется сыграть по-крупному, поставить жизнь против славы. А то и гетманской булавы.

— Есть задание, — понял Мирович.

— Нет, — отвечал Баглир, похихикивая, — нет никакого задания. А есть возможность взять отпуск. На казачков фамилия Мирович по-прежнему действует? Ну вот. Сейчас на Украине прелюбопытнейшая сложилась картина: половина вольная, веру исповедует свою, панам не кланяется, в холопах не ходит, а всякий желающий вносится в реестр, получает кусок земли за счет бывшего гетмана и казацкие права. На другой половине — все хлопы, даже которые казаки реестровые. А при входе в церкви жиды-откупщики, и без денег не пускают. А теперь и вовсе церкви стали отнимать под унию. А на другой стороне, через Днепр, живут мало что вольно — так еще и сыто. Король же польский Август стар, того и гляди освободит место. Будут выборы, шумление. Вот тут и появляется шанс!

Веселость с Тембенчинского сошла совсем, голос стал тише и ниже.

— Появляется шанс доделать то, что не сделал Хмельницкий, — заявил он, — Тут тебе и булава. Настоящая, не через царицыну постель. А я пособлю. Например, постараюсь уговорить государя, что на варшавском троне нужен Пяст, то есть поляк природный. А не иноземный государь с пристойным собственным войском, ха-ха. Денег — дам. Сколько? Наш бюджет ты знаешь. На весь не рассчитывай, но десятую долю отсчитаю. Оружия сколько попросишь. Миних теперь снова фельдцехмейстером, через него устрою. Ну?

— Согласен! — Василий тряхнул буйной головушкой. А то норовила пойти кругом.

Шканцами, как выяснил Баглир, называлась повышенная палуба ближе к корме. Там обычно торчало корабельное начальство, простым же матросам появляться в этой привилегированной зоне было запрещено. Рассказывали анекдот про английский линкор, утонувший прямо в гавани Розайта из-за того, что все офицеры собрались на шканцах чествовать адмирала, а ни один матрос не решился зайти в святая святых и доложить, что в орудийные порты заливается вода. И корабль ушел на дно и с трусоватыми матросами, и со снобистыми офицерами. Кто же разнес такую историю — непонятно. Разве только английская контора, соответствующая его аналитическому отделу, получила приказ выяснить причины происшествия.

Баглир даже представил себе, как бы он взялся за это дело. Технических средств особых нет, профессиональных ныряльщиков — тоже. Можно соорудить колокол, здесь они известны издревле, спустить вниз. Осмотреть корпус, установить повреждения. Попытаться разыскать судовые документы. Кажется, все. Ну, еще пушки можно попробовать поднять, для пополнения бюджета отдела. Бронза — ценный металл.

От самого Штеттина он играл роль пассажира, и она вполне его устраивала. Адмирал Полянский, сначала немного нервничавший, и ждавший от достославного князя Тембенчинского какого-то фортеля, вроде подъема императорского штандарта и взятия команды на себя, скоро успокоился, поскольку Баглир дал понять, что собирается исключительно наблюдать, а мешаться в командование не намерен. После этого отношение к нему стало как к предмету обстановки, с которым надо здороваться. Кормовым фонарям, к примеру, внимания уделяли не в пример больше. Немудрено — живой огонь на деревянном судне.

Баглир посмотрел вниз. Корпус корабля был округл, и нижнего ряда портов видно не было. А вдруг они открыты?

Причем беспокоился Баглир не за себя. Он-то мог в любой момент улететь с гибнувшего судна. Хотя пропоротое при первой встрече с Сен-Жерменом крыло еще и не вполне зажило, и, почуяв сырость, не то слабо болело, не то сильно чесалось. Было жалко людей. Особенно нижних чинов на нижних же палубах. Им даже наверх вылезать разрешалось лишь в редких случаях. Например, для доклада о течи. И дело тут было не в каком-нибудь тиранстве. А, опять таки, в безопасности плавания. Баглиру рассказали историю о турецкой эскадре, на которой встречали прославленного капудан-пашу Гассана. И все экипажи выстроились на одном борту. А люди — это очень большая часть веса парусного корабля. На линкоре их почти тысяча. Турки же брали на борт очень большие экипажи на случай абордажа. Поэтому, когда весь экипаж выстроился по одному борту, корабли накренились. Порты-то турки закрыли. А вот паруса спустить не догадались. Под парусами вид красивше. А тут возьми и налети ветерок. Пригнул он и без того скособочившиеся кораблики. Они и перевернулись все вверх килями.