Лейтштадт пристроился на Южном Буге, Шиффенбург — на выходе из Днепровского канала. Миних мотался между ними, как моль вокруг лампы. Там — встречал новые полки, тут — инспектировал транспорты.
Вот и новый полк топает по сходням. Тяжело топает, потому как тяжелая пехота. Спешенные для десанта карабинеры. Полковой командир вскидывает руку в приветствии.
Какай-какой полк? И, маслом по сердцу:
— Фельдмаршала Миниха карабинерный!
Когда-то он был фельдмаршала Миниха кирасирским. Назван за заслуги, в честь полководца — как корабль. Потом, при Елизавете, именовался сначала бывшим Миниховским, а потом не то Воронежским, не то Астраханским. А вот теперь полку вернули имя.
— И, разумеется, мы настояли на отправке к вам, хоть мы и не пехота, — объяснял полковник, крутя уставный кавалерийский ус, — полк укомплектован хитро — половина русских, половина остзейских немцев. За вами все пойдут в любое пекло…
Остров Тенедос был занят на всякий случай. Чтобы было место для отступления при неудаче. И для снабжения. Баглир, наверное, был первым флотоводцем, рискнувшим применить на море методу Валленштейна. Флот на подножном корму. Источником снабжения русского флота в Эгейском море должны были стать, согласно плану, закупки в Италии. После марсельского скандала все родственники и союзники французского королевского дома закрыли для эскадры свои порты, дружественные же находились исключительно сверху голенища итальянского сапога, а бегать туда-сюда вокруг Греции не хотелось. Вот Баглир и решил — снабжаться при помощи крейсерских операций. Но увидел лучший вариант, и радостно за него уцепился.
Изначально планировалось вести крейсерские операции своими кораблями, вплоть до линейных фрегатов. Но — на остров собралось изрядное количество греческих пиратов, готовых за каперский патент обязаться продавать все призы русским. По сходной цене, конечно.
Если капитан разбойничает на море сам по себе, это называется пиратством, если с благословения какой-нибудь державы, это называется каперством, а если он военный — то крейсерством. По сути — то же самое. Еще, конечно, разнится степень зверства. Военные берут пленных. Даже турки. Каперы тоже изредка благородничали, но чаще просто оставляют экипажу захваченного судна — приза — шлюпку. Мол, живы — радуйтесь. И гребите, гребите. Пираты же обычно предпочитали устроить резню, если только не подторговывали рабами и не нуждались в гребцах, как алжирцы.
Греки, явившиеся на собственных суденышках, относились к последнему сорту. Но — русский флот получал в лице эллинских пиратов отличную разведку. И высвободил легкие силы для более веселого занятия — набеговых операций. А пираты обрели острове Тенедос — хоть в Тортугу переименовывай — хорошо защищенную базу и гарантированного скупщика награбленного. Скупщика щедрого. Туркам же всяко выходило разорение, что от русских крейсеров, что от греческих пиратов.
Целью набеговых операций были небольшие турецкие гарнизоны, расположенные вблизи берега. Основной добычей — военные припасы и провиант.
Шли дни, и однажды князь Тембенчинский заявил скучающему Грейгу, что пора начинать настоящее дело. В конце концов, подходит уговоренный срок.
Первое дело было разбить турецкий флот, после нескольких перестрелок, провозглашенных победами, проникшийся к русскому флоту уважением, и никак не желавший из Дарданелл выходить на решительную битву.
Для этого пришлось организовать провокацию. Русский флот торжественно вышел в море. Все знали — он идет разорять побережье и бунтовать греков.
И точно — скоро русские линкоры были замечены у греческих берегов.
Капитан Кэмпбэлл получил приказ на своем «Гае Дуилии» в компании трех малых фрегатов навестить город Салоники, и содрать с него контрибуцию под угрозой обстрела брандскугелями. Фрегаты поддержки маячили у него за спиной так, чтобы с берега видно было только верхушки мачт. И можно было предположить, что здоровенный семидесятипушечник послан от большой эскадры мимоходом собрать дань, как самый мелкий и быстрый. И правда, быстрый. Как только деньги были доставлены на борт, «Дуилий», несмотря на очень свежий ветер, поставил все паруса, вплоть до лунных и триселей, захлопнул орудийные порты и лихо рванул в море, едва не чертя реями по воде. Что Кэмпбэлл делал внутри с пушками и балластом, относилось к области редкого искусства балансировки — линкор же не швертбот. Знающие люди на берегу восхищенно присвистывали. То, что на верхних палубах орудий нет, а на нижнем деке они только с одной стороны, на берегу не знали. Как и того, что на линкоре вместо восьмисот человек экипажа — двести, и те палубная команда. «Дуилий» временно из боевого корабля был превращен в пугач. Задач у него было две. Главная — убедить турок, что основные силы русского флота фланируют вдоль греческого побережья, удаляясь от своей базы к югу и западу. И второстепенная — сохранить корабль в том случае, если Тембенчинский и Грейг неправильно оценили характер противника. Для обеих целей скорость была куда важнее вооружения. Одни же фрегаты послать было нельзя. Вот и пришлось делать настоящий линкор фальшивым.
Кэмпбэлл рисковал, изображая гоночную яхту, напрасно — но ясно это стало только потом, когда снятые с «Дуилия» орудия открыли огонь по турецкому десанту, всей мощью навалившемуся на гарнизон Тенедоса.
Первыми — по кораблям — стали стрелять старые турецкие орудия, захваченные вместе с островом. Эти батареи были демонстративными и скоро замолчали. Турки еще не поняли, что игра идет не в шашки, а в поддавки, и всерьез перестреливаться из двадцати орудий с полутора тысячами русские не собираются. О, если бы у них была конная артиллерия, десант ждал бы при высадке хороший, безнаказанный картечный залп. Но дарить врагу хорошие морские пушки ради одного выстрела Суворов не счел нужным. Ненавидевший ретирады, от увел корпус к ретраншементам внутри острова.