Крылья империи - Страница 90


К оглавлению

90

Допил пиво и ушел.

После этого Кэмпбэлл сосал виски дома. И, приглушив тоску, пытался думать — что же ему делать дальше. Выходов было два: приискать себе службу за границей. Или ступать наниматься капитаном на коммерческое судно. Но дурная слава оказалась слишком громкой. Можно было бы начать торговлю самому. Позора в этом не было. Коммерцией не брезговал сам де Рейтер! Только вот капиталов у отставного капитана первого ранга не хватало и на каботажную лайбу. А его устроило бы только океанское судно.

Пенсии, положенной от короля, едва хватало на содержание скромного дома невдалеке от базы, горничную, повариху, садовника и виски. По понятиям английского офицера — нищета. И почти несбыточная мечта для тех русских моряков, у кого не было своей деревеньки. Шли же на море однодворцы да младшие сыновья, да иноземцы. Впрочем, теперь и помещики, безвозмездно потерявшие в шестьдесят втором году крепостных и до трети земель, или уходили со службы — или жили на жалованье. Взять того же Николая Скуратова — только и славы, что потомок Малюты, а ни кола, ни двора.

Поначалу Кэмпбэлл подумал, что к нему явились бывшие сослуживцы похрабрее. Во всяком случае, мундир одного из них был похож на форму английского морского офицера, а Мэри щебетала оживленно и весело. Как до Копенгагена. Но у коротышки с вкрадчивой походкой, блестящего тяжелой кирасой, обнаружилась мохнатая голова, тогда, три года назад, обыгранная в каждой английской карикатуре.

— Да, это я, — уверил капитана князь Тембенчинский, — а не белая горячка. Доброго дня.

— Еще утро.

— Мы раненько встали, для нас уже день. Капитан, вы знаете Грейга?

— Сэма? Знал. Неплохой офицер. Из приличного клана — но что понимают в этом англичане? Они видели в нем только сына торгаша. И даже не подпускали к капитанству, как ни геройствовал. Он сам захватил себе испанский корабль и полгода наводил возле Гаваны такой шорох, что весь испанский флот ушел гоняться за ним, и наш десант спокойно высадился около города. Потом война закончилась, и «собственный» корабль у Грейга отобрали. Он понял, что адмиралом на этом флоте ему не быть, расплевался с лордом Соммервиллом и исчез куда-то…

Тембенчинский захохотал. Его спутник заулыбался.

— Ну совершенно никто не читает газет, — сообщил князь, — даже в Англии. А Грейг, прозываемый ныне Самуилом Карловичем, теперь ведет сразу два флота в бой на турок — Балтийский и Немецкий. Двенадцать линкоров. И десять тысяч десанта. А званием он контр-адмирал русского флота.

— Какого класса линкоров?

— Четвертого, разумеется! Они оказались достаточно эффективны. Собственно, это в большинстве уже новые, улучшенные модели. Мы называем их линейными фрегатами. Они лучше обычных линкоров. Быстрее. Но вам я готов предложить новенькое судно первого класса. Если вы согласитесь вступить в русскую службу.

Кэмпбэлл не раздумывал.

— За шканцы линкора первого класса я готов вступить даже в турецкую службу, — хриплым от волнения голосом ответил он.

— Тогда езжайте во Флоренцию. Там вас будет ждать купленный нами у великого герцога Тосканы линкор. Как его назвать, сообразите сами… Деньги на проезд — с семьей — получите у русского посла в Лондоне.

И, достав из неуместной при морском мундире кирасирской ташки готовый бланк патента, заскрипел пером, вписывая имя и чин. Чернила были красные. И, когда собирался отбросить выдернутое из собственной шеи перышко в сторону, вспомнил.

— Леди Кэмпбэлл, откуда у вас такое перо?

— Как откуда? Купила вместе со шляпкой. Тогда как раз был бал по поводу победы при Кибероне. И появиться там без шляпки a la Hawke было совершенно невозможно!

С какой ностальгией сказала бы она эти же слова пять минут назад! Ведь после Киберона был жив и славен победивший французский флот рисковый адмирал Эдвард Хок, оставшийся на дне копенгагенской гавани. После Киберона ее муж был в зените карьеры. И вот все вернулось на круги своя. И в словах леди Кэмпбэлл звучало обыденное объяснение несведущему в моде варвару.

— А где вы шляпку купили? — поинтересовался Баглир. Получив же ответ, поспешно откланялся.

И потащил Скуратова с собой. Тому казалось — князь помешался. Было очень похоже. Тот метался по шляпным лавкам, спрашивал о происхождении перьев экзотического вида. И об объемах поставок. Придирчиво рассматривал. Темнел глазами, словно их застилали грозовые тучи. Казалось, вот-вот молнии метать начнет. Наконец, заменил картинно-недоуменный вид лейтенанта.

— Не понимаешь? — спросил. И прислонился к отсыревшей стене, будто обессилев, — Не понимаешь. Я вот тоже не понимаю. То есть не хочу понимать. Но вот начинаю догадываться.

Он расстегнул кирасу, полез рукой под мундир, вырвал у себя еще одно перо — из крыла, длинное. Встряхнул. С острого кончика сорвалась капля крови, разбилась о ботфорты Скуратова.

— Видишь, Николай, тут на кончике волоски — ежиком? Когда линька, они прижимаются, и перо выпадает легко и безболезненно. Иначе — берет с собой каплю крови. У всех перьев, которые я видел в здешних лавках, волоски стоят торчком. А привозят их сюда ворохами. И они точно такие же, как у меня. Если не считать цвета. Ясно?

— Нет.

— Это перья моих соотечественников. И их не собирают при линьке! Их или ощипывают с живых существ, причиняя им позор и муки, или…

Он замолчал.

— Или с неживых, — продолжил за него преувеличенно спокойно Скуратов, — бывает. Я видывал книги и кресла, оправленные человеческой кожей. Правда, это все было сделано давно.

90